– Ой! – вдруг вскрикиваю я. – Ой! Из меня течет!

Боже, какие кошмарные ощущения! Будто внутри что-то лопнуло – р-раз, и я уже стою в луже. И сдержаться невозможно.

– Иисусе! – Дэнни прикрывает глаза. – Перебор с информацией. – Он подхватывает Джесс под локоток: – А пойдем-ка выпьем, Джесс!

– Воды отошли, – объясняет озадаченная Пола. – А я думала, это еще вчера было.

– Так то могли быть передние воды, – подает голос другая стажерка, типичная отличница с виду, и довольно добавляет: – А эти – задние.

Я в шоке. У меня отошли воды.

Это же значит… что я рожаю.

В самом деле рожаю, по-настоящему.

Аа-ах. Боже мой. У нас будет ребенок!

– Люк! – В страхе я вцепляюсь в него. – Начинается!

– Знаю, дорогая. – Люк гладит меня по голове. – И ты держишься прекрасно…

– Да нет же! – вскрикиваю я. – Ты не понимаешь!..

Я вдруг замираю, не дыша. Что это было?

Как будто мой живот сжали раз, другой, а потом так сильно, что я чуть было не потребовала отпустить немедленно.

Это и есть схватки?

– Люк… Знаешь, я не уверена, что смогу…

Все повторяется, только еще сильнее, и я еле дышу, цепляясь за руку Люка.

– Все будет хорошо. Ты справишься. – Он ритмично поглаживает мне спину. – Доктор Мозгли уже едет. А рыжая стерва сейчас уйдет. Верно, Венеция? – На нее Люк не смотрит.

Кажется, прошло. Невидимые тиски разжались. Но я уже знаю: сейчас все повторится, как в страшном кино про улицу Вязов.

– Пожалуй, я все-таки не откажусь от эпидурала, – бормочу я. – Только поскорее.

– Конечно! – подхватывается Пола. – Сейчас же вызову анестезиолога. Вы так хорошо и так долго терпели, Бекки!

– Бред… – невнятно бросает Венеция и уходит, хлопнув дверью.

– Корова! – с чувством говорит Сьюзи. – Я всем своим беременным подругам расскажу, какая она корова!

– Она ушла. – Люк целует меня в лоб. – Все позади. Прости, Бекки. Мне так жаль.

– Что было, то прошло, – машинально отвечаю я.

Я действительно так считаю.

Обрывки воспоминаний о Венеции отдаляются, улетучиваются как дым. Остаемся только мы с Люком. И малыш.

Боже, опять начинается. Все эти книжные премудрости про интервалы между схватками – полная чепуха. Хватаю маску, и все стажерки обступают меня, советуя, как правильно дышать.

– Вы справитесь, Бекки… не напрягайтесь… дышите…

Давай, малыш. Нам давно пора познакомиться.

– Все идет прекрасно. Дыши, Бекки, дыши… Конечно, у тебя получится. Попробуй. Вместе мы сможем.

21.

Девочка.

Это крошечная девочка с губками-лепестками, темным хохолком и крошечными, воинственно вскинутыми к ушкам кулачками. Так вот кто был у меня внутри все это время. Странно, но едва я увидела ее, как сразу поняла: это она и есть. Кто же еще?

Она спит в пластмассовой кроватке возле моей постели, наряженная в белый комбинезончик «Бэби Диор». (Я хотела и другие примерить, чтобы посмотреть, какие к лицу малышке, но акушерка прикрикнула на меня и сказала, что нам обеим нужен сон.) А я не могу уснуть: просто смотрю на мою девочку, и голова кружится после бессонной ночи. Я вижу каждый вздох, каждое шевеление пальчиков.

Роды были…

Вообще-то мне сказали, что все прошло «быстро и легко». Вспоминаю и не верю ушам. Роды показались мне чертовски трудной работой. Ну да бог с ними. Не все стоит помнить, кое-что лучше забывать. Например, про роды и счета по кредиткам «Виза».

– Не спится? – Люк, дремлющий на стуле, поднимает голову и потирает глаза. Он небрит, растрепан и в измятой рубашке.

– Не-а.

– Как она?

– Прекрасно. – Я невольно улыбаюсь и перевожу взгляд на малышку. – Чудо.

– Она чудо. И ты Чудо. – Когда Люк смотрит на меня, его лицо будто озаряется изнутри, и я знаю, что он вспоминает прошедшую ночь.

Перед самыми родами в палате остался только Люк, остальные вышли. А потом доктор Мозгли объявил, что ждать еще долго, и отправил всех по домам. И ошибся! Уже в половине второго ночи родилась наша малышка – крепкая, с ясными глазами. Будет заправской тусовщицей, сразу поняла я.

Имя мы так и не выбрали. Список валяется на полу у постели. Когда акушерка спросила, как мы назовем дочку, я попросила достать список, но оказалось, что ни одно имя не подходит. Все они какие-то не такие. Даже Дольче. Даже Таллула-Фиби.

В дверь деликатно стучат, потом она приоткрывается, и в палату заглядывает Сьюзи. В руках у нее целый сноп лилий и розовый шарик.

– Привет! – шепчет она, переводит взгляд на кроватку и зажимает рот ладонью. – Боже мой, Бекки, ты только посмотри! Какая красавица!

– Знаю! – Меня вдруг бросает в слезы. – Знаю, что красавица.

– Бекки! – Шурша цветами, Сьюзи спешит ко мне. – Тебе плохо?

– Нет, что ты. Просто… – я всхлипываю и вытираю нос, – я и не думала…

– Что? – Сьюзи присаживается на край постели, на лице у нее написан откровенный ужас. – Бекки, было ужасно, да?

– Нет, не в этом дело. – Я качаю головой, с трудом подбирая слова. – Я и не думала, что буду так… счастлива.

– А, вот ты о чем! – У Сьюзи светлеет лицо. – Да, верно. Радуйся, пока можно… – Она не договаривает и крепко обнимает меня. – Чудесно! Поздравляю! И тебя поздравляю, Люк!

– Спасибо. – Растрепанный, усталый, а глаза радостные. От его взгляда у меня теплеет в груди. Как будто у нас есть общая тайна, которую больше не знает никто.

– Вы только посмотрите, какие пальчики! – Сьюзи склоняется над кроваткой. – Здравствуй, солнышко! А имя уже выбрали?

– Пока нет. – Я сажусь повыше на подушки и слегка морщусь. За ночь я совсем вымоталась. Эпидуральная анестезия – отличная штука, но от наркоза я еще не отошла, вдобавок мне надавали обезболивающих.

Дверь снова приоткрывается: пришла мама. Малышку она уже видела в восемь утра, когда принесла нам бриоши и горячий кофе в термосе. Сейчас мама нагружена подарками и ведет за собой папу.

– Папа, познакомься с внучкой! – объявляю я.

– Бекки, дорогая, поздравляю. – Папа заключает меня в самые крепкие и горячие объятия в мире. Потом подходит к кроватке и заглядывает в нее, моргая чаще обычного. – Та-ак, кто тут у нас? Привет, детка.

– Бекки, тут одежда для тебя. – Мама водружает туго набитую сумку на ближайший стул. – Я же не знала, что тебе захочется надеть, вот и взяла все, что смогла…

– Спасибо, мама. – Я расстегиваю молнию и вытаскиваю толстую пушистую кофточку с вывязаными косами, которую уже лет пять не носила. И вдруг замечаю нечто. Знакомый блеск, нежный оттенок голубого цвета, переливчатый бисер, мягкий бархат.

Мой шарф. Мой драгоценный шарфик из «Денни и Джорджа». Я до сих пор помню, как впервые увидела его.

– Вы только посмотрите! – Я вытаскиваю его из сумки, стараясь не оборвать бисер. Шарфик я тоже уже давно не носила. – Помнишь его, Люк?

– Как не помнить! Если не ошибаюсь, ты купила его для своей тети Эрминтруды.

– Правильно, – киваю я.

– Увы, она скончалась, не дождавшись подарка. Ей ведь руку отрезали, да?

– Ногу, – поправляю я.

Мама в замешательстве слушает нас.

– Что еще за тетя? – наконец не выдерживает она, а я хихикаю.

– Одна давняя знакомая, – объясняет Люк и повязывает мне шарф. Полюбовавшись им, как чудом, он переводит взгляд на кроватку. – Кто бы мог подумать?

– Да. – Я смущенно тереблю кончик шарфа. – Кто бы мог подумать…

Папа не отходит от малышки. Он подставляет ей палец, и она ловко хватается за него.

– Ну, крошка, – спрашивает папа, – как тебя зовут?

– Мы еще не решили. Это так трудно!

– А я как раз книжку принесла! – спохватывается мама и роется в сумке. – Может, назовем Гризабеллой?

– Гризабеллой? – повторяет папа.

– А что такого? Отличное имя, – заявляет мама и подает мне книгу «1000 женских имен». – Главное, редкое.

– На детской площадке ее будут дразнить Гризли! – возмущается папа.

– С какой стати? Можно называть ее сокращенно Беллой… или Гриззи…